Был бы я классическим писателем фейсбучного толка, я бы начал и закончил свой рассказ так:

[Фоточка]

Выходим из симпатичной колыбы и направляемся в парк.

[Фоточка]

Дорога идет по буковому лесу.

[Фоточка]

Везде камни, деревья и травка.

[Фоточка]

Нас сопровождает милый песик.

[Фоточка]

В просветах между деревьями появляется синее небо и облачка.

[Фоточка]

Огромные камни обступают нас со всех сторон.

[Фоточка]

Здесь тренируются скалолазы.

[Фоточка]

Нам нужно пройти через узкий каньон.

[Фоточка]

С вершины открывается незабываемая панорама.

[Фоточка]

Здесь жил Олекса Довбуш.

[Фоточка]

В компании очаровательной девушки время летит незаметно.

[Фоточка]

Нам пора возвращаться.

[Фоточка]

Обратно мы пойдем другой дорогой.

[Фоточка]

Здесь тоже есть травка, деревья и камни.

[Фоточка]

Еще пятнадцать минут – и мы снова у колыбы.

[Фоточка]

Здесь можно попробовать вкусные блюда карпатской кухни и отдохнуть после тяжелого похода.

*************

Примерно так. Узнаете классический блоггерский стиль? Но я так писать не умею. Чтобы так здорово писать, лет восемьдесят учиться нужно. Или хотя бы иметь прекрасную камеру, которой можно сделать такие фоточки, что на текст вообще никто обращать внимания не станет. А читая мои длинномерные тексты, три четверти людей будут морщиться – что, мол, ты засоряешь незабываемые впечатления, прекрасные панорамы, «места, куда хочется вернуться» и «места, в которые невозможно не влюбиться», какими-то унылыми буквами? И задавать вопросы, на которые я никогда не смогу ответить. «Где селфи?», «Где ножки на песочке и прочая общепризнанная классика?», «Что это за жалкая дворняга, когда на этом месте должен быть милый котик?»… и так далее и тому подобное.

Камеры прекрасной у меня нет, и крыть такие вопросы мне тоже нечем. Поэтому и пытаться конкурировать с великими блоггерами я не буду. Мастеров этого жанра и без меня предостаточно. Куды мне супротив них-то?

Посему займусь тем же, чем и обычно. И вот теперь заглавие появляется, ибо с этого момента оно уже имеет право на жизнь.

 
КАК МЫ ИСКАЛИ КУЗЬКИНУ МАТЬ

Когда я прочел в программе нашей карпатской экспедиции пункт «Посещение парка «Скелi Довбуша»», легкая тень набежала на мое чело. Ничего не зная об этой достопримечательности заранее, я был уверен, что это просто какой-нибудь лежащий на склоне камень или же, раз в названии множественное число, два камня. С учетом того, что географически это место находится не в самих Карпатах, а в Прикарпатье, откуда до настоящих гор еще километров тридцать, целых два камня на склоне холма – это уже «неабияка» достопримечательность.

Уж очень богатый у меня накопился опыт посещения различных мест, названных именем Олексы Довбуша. Этот опыт дал мне стойкое ощущение того, что в Карпатах и Прикарпатье процветает настоящий культ личности Довбуша, благодаря которому в его честь называется все, что почему-либо не получило оригинального названия до того момента, когда опришки облюбовали эти горы в качестве своей резиденции. Ну в самом деле! И в Закарпатье, и на Ивано-Франковщине, и на Тернопольщине, и на Буковине, да и где угодно западнее Днестра можно найти бессчетное количество Скель, Камней и Пещер Довбуша. В первую из них я попал еще ребенком; было мне тогда лет пять или шесть, и я даже не смог дойти до пещеры самостоятельно (в путеводителе было написано, что длина маршрута 7 километров, а на деле оказалось 12 в одну сторону), из-за чего две трети пути пришлось проделать на отцовских плечах.

И ведь Олекса Довбуш вовсе не был прародителем рода человеческого в Карпатах. Он не был первым человеком, отправившимся в страшные лесистые горы. Он даже не был древним укром, появившимся на эволюционном древе задолго до всех остальных народов мира. Он был разбойником. И тем не менее экскурсии на территории радиусом километров триста вполне могут проходить так: «Посмотрите налево – там вы увидите Камень Довбуша. Посмотрите направо – там открывается отличный вид на Пещеру Довбуша. А сейчас мы пройдем мимо Смереки Довбуша, обогнем Бук Довбуша, затем нам встретится еще одна Смерека Довбуша, после чего мы с вами, уважаемые гости, поднимемся по Тропе Довбуша, совершим Поворот Довбуша Налево и два Поворота Довбуша Направо, выйдем на Лужайку Довбуша, попробуем Ежевику Довбуша и отдохнем в тени Дуба Довбуша. Осторожнее! Не наступите на Подосиновик Довбуша и не раздавите Божью Коровку Довбуша, а вот Комара Довбуша, который сел вам на лоб, так и быть, можете прихлопнуть».

Плотность карпатских топонимов, носящих имя Довбуша, сравнима с плотностью топонимов с именем Ленина в советские времена на территории нынешнего Санкт-Петербурга. Отсюда и мой скепсис по поводу природных красот увиденного в программе места. Но, признаюсь честно, скепсис этот был развеян в пух и прах. В моем понимании парк «Скели Довбуша» (поверьте, мне есть с чем сравнивать) – это самый красивый природный парк на всей территории Украины, особенно после того, как от нее отвалился Крым.

Но это я понял не сразу. Сначала мы подкатили к воротам парка, где ничто не предвещало чего-то сверхъестественного. Там было несколько очень симпатичных колыб, и, хотя мы зашли в самую симпатичную из них, скепсис мой был по-прежнему со мной. Правда, он несколько поубавился после того как возле колыбы нас встретил, виляя хвостом, черный лохматый пес, как две капли воды похожий на Тишку, с которым я провел свои подростковые годы. Пес без всяких колебаний подбежал прямо ко мне и, встав лапами мне на колени, преданно заглянул в глаза.

— Как его зовут? – спросил я нашего экскурсовода Лену, затаив дыхание.

Если бы я услышал «Тишка», я бы мгновенно поверил в переселение душ и никогда больше в этом не сомневался. Но…

— Кузей его зовут, — сказала Лена. – Кузька! А ну беги отсюда, не приставай!

Впрочем, это не слишком сильно поколебало мою уверенность в реинкарнацию Тишки. Откуда было знать о прошлой жизни этого песика тем, кто давал ему кличку? Неоткуда. Тем более если бы его звали не Кузькой, а как-нибудь по-другому вплоть до Тишки, и если бы пес не вызвался нас сопровождать, этот мой отчет назывался бы по-другому. Но он поскакал за нами. Нет, вру. Вовсе не за нами, а перед нами. Кузька стал волонтером, взвалив на себя роль младшего экскурсовода и помощника Лены. Наверное, он был почему-то убежден, что маршрут лучше всех в округе знает именно он, Кузька, потому что он бежал впереди и постоянно оглядывался, считая группу и контролируя, чтобы никто из нас не отстал и не сбился с пути. На большее, чем обязанности проводника, рассчитывать ему было нечего, потому что он не говорил человеческим языком и ни черта, признаться, не знал про Олексу Довбуша. Зато дорогу он знал блестяще, хотя постоянно убегал с нее и рыскал по окрестностям, словно чего-то выискивая. «Может быть, он хочет познакомить нас со своей мамой? – подумалось мне. – Найти Кузькину мать было бы интересно – это ведь воплощение мечты Никиты Сергеевича, который очень хотел показать ее американским империалистам, но не знал, где искать…»

Кузька, похоже, тоже этого не знал, но искал маму со всем усердием, на которое был способен. Шансов найти эту почтенную собачонку в природном парке, судя по пробивающейся в черной шерсти Кузьки седине, у нас было немного – она, по всей вероятности, уже переселилась в лучший мир, ведь собачий век недолог. Но Кузька никак не мог с этим примириться и продолжал обшаривать в своей тщетной надежде все кусты, пеньки и каменные завалы.

А камней становилось с каждой минутой все больше и больше. Это был песчаник – камень, дающий наиболее приятный глазу рельеф. Если вулканические породы или гранит способны дать лишь хаотическое нагромождение, которое по достоинству оценят немногие любители этого дела, то песчаник выветривается долго, красиво и со вкусом. Слежавшиеся на дне древних морей напластования уступают эрозии очень неохотно. И триасовые, и меловые, и более молодые песчаники упираются до последнего, отдавая приставучему ветру песчинку за песчинкой и всеми силами стараясь этому процессу воспрепятствовать.

Те песчаники, которые лежат неподалеку от нынешнего города Болехов, образовались на рубеже эр. Нет, не подумайте, что «нашей» и «ненашей», это для геологии слишком мелко. На рубеже мезозойской и кайнозойской, в раннем палеогене. В те далекие времена как раз происходило на Земле одно из величайших вымираний, стершее с лица планеты динозавров с огромным количеством их более мелких прихвостней. Поэтому песчаники Прикарпатья девственно чисты, они не включают в себя белемнитовых ростров, аммонитовых раковин и динозавровых костей. Даже акульих зубов тут мало. Поэтому порода однородная, плотная и эрозионно устойчивая. Мел рассыплется в пух и прах, а такой песчаник будет стоять столбом. Столбом он и стоит, причем столбы парка «Скели Довбуша» сравнимы не только с аналогичными образованиями Вади-Рама или Гоби, но даже с мадагаскарскими, хотя площадь, занимаемая ими, и невелика.

Но для укрепленного городища или лагеря разбойников – в самый раз. Укрепленное городище здесь точно было, а вот лагерь благородных разбойников – не факт. В принципе, почти факт, потому что валяющиеся на тропе Шишка Довбуша, Ветка Довбуша и Пластиковая Бутылка Довбуша должны были бы нас в этом убедить, а окончательный аргумент прокаркала нам с верхушки Третьей Смереки Довбуша Ворона Довбуша. Но даже это убедить меня не смогло, ибо остатки скепсиса все еще бродили у меня по организму, пусть даже Кузька и усиленно виляет впереди хвостом.

Но давайте еще немножко пробежимся вслед за Кузькой, а уж потом, когда мы придем в самый центр парка, я вам расскажу, кто же такие опришки и кто такой Олекса Довбуш, что в его честь тут названо все подряд.

Громадные камни все теснее обступают нас со всех сторон, закрывая Кузьку, буковые рощи и даже облака. Словно гигантские указующие персты, тычут они в небо, показывая нам, куда переселились души карпатских робингудов, а Кузьке – где сейчас находится его мама. Буду рад, если ошибаюсь я, а Кузька прав, и его маман по-прежнему бегает где-нибудь в окрестностях, тогда цель нашей экспедиции становится весомее.

Камней тут целый лес. Под ними тоже стоит и шелестит на ветру лес, но тем лесом мало кого в Карпатах удивишь, а каменный уникален. До войны тут только каменный и был – деревья посадили на этих склонах только в пятидесятые годы прошлого века, почему и нет тут какого-нибудь векового дуба, который мог бы с полным правом носить имя Дуба Довбуша.

На этих каменных стволах тренируются скалолазы. Как ни странно, во всей Украине не нашлось более подходящего места для них. У нас вообще со скалами напряженка. В Карпатах они хоть и есть, да такие хрупкие, что осыпаются даже под шагами саламандры. В Житомирской и Черкасской области, где на поверхность земли вылазит древний гранитный кряж, камень прочный, но скалолазам скучно – там и любой дед в сандаликах подымется. А Крым отторг Украину и сбежал. На крымских горах теперь скалолазят другие ребята.

Вот и облюбовали украинские скалолазы каменный лес возле села Бубнище. Там проложено очень много маршрутов разной степени сложности, на каменных стенах полно укрепленных петель и прочей снаряги в помощь новичкам, а кое-где и стоят грустные памятники того, что некоторые из них так и остались новичками до самого конца своей жизни, который прямо тут и наступил.

У нас же из снаряги были только фотоаппараты да Кузька, существо в альпинизме безнадежное и бесполезное. Кузьку мы временно оставили в покое, а всю свою снарягу максимально применили. Немногие из нас увидели каменный лес своими глазами. Большинство так накрепко прилипло к видоискателю, что даже закуривали вслепую, не отрывая камеры от глаз. Словно японцы какие-нибудь, честное слово!

А может быть, потому японцы и выработали себе новый неотъемлемый орган, что у них в стране такие пейзажи повсюду? Эти замшелые лабиринты, покрытые соснами склоны и торчащие из них каменные громады живо воскрешали увядшие было в памяти сюжеты Кацусики Хокусая. Создавалось впечатление, будто ребенку каких-то великанов достался соответственных масштабов детский конструктор, состоящий из скал и деревьев, а он поигрался им полчасика и бросил, как это вообще свойственно детишкам (не только великанским). Со временем это безобразие затянулось мхом, обросло соснами и скалолазами и… перестало быть безобразием, став первозданной красотой. Это от хаоса до порядка далеко, а от хаоса до красоты – рукой подать. А иногда и рукой подавать не надо, как здесь, в парке «Скели Довбуша». Бывает, что хаос – это и есть красота.

С этим спорным утверждением, конечно, согласятся не все. Зато с ним согласился Кузька, несколько раз присаживавшийся на камень и смотревший вдаль с выражением мечтательной отрешенности на морде. А пес – существо бесхитростное и примитивное, он врать в отличие от нас не умеет. И если даже Кузька в таких местах склонен к медитации, то что уж удивляться японцам или мне?.. Я бы тоже тут с удовольствием залип на несколько часов, но увы. Как говорится, «тяжела и неказиста жизнь простого журналиста» — надо идти осматривать красоты дальше.

А дальше был каньон, настолько крутой и узкий, что нам пришлось оторвать от глаз камеры (иногда при этом слышался негромкий звук «чпок!») и даже спрятать их в сумки, потому что рук для подъема в идеале требовалось примерно три. В основном хватало и двух наличных, но местами требовалась и третья – рука друга, протянутая сверху.

Наш младший проводник перед подъемом по каньону исчез.

– А как же Кузька? – спросил я. – Он же тут никак не поднимется!

– А он нас сверху будет ждать, – ответила Лена. – Вокруг оббежит, пока мы тут будем друг друга наверх вытягивать, и встретит.

Так и оказалось. Когда мы увидели солнечный свет в конце длинного и узкого каменного туннеля, половину его прикрыла лохматая морда, а по второй половине елозил туда-сюда не менее лохматый черный хвост. Кузька по-прежнему был один, без мамы, и ждал новостей из каньона. Но мы были вынуждены его разочаровать – каньон хоть и грозился показать нам кузькину мать, особенно когда мы начали передавать друг другу тяжеленные кофры с камерами, но так и не показал.

Сверху было еще медитативнее, чем внизу. Каньон и каменные завалы были только предградием, настоящий каменный град стоял наверху. И на главной площади этого града маячила беседка в японском стиле, куда Кузька немедленно забежал. Но медитировать не остался – выскочил и проинспектировал непонятно как затесавшегося в эти края торговца сувенирами. Торговец нашему визиту был рад, но очень недолго – сперва он засуетился, увидев группу, а потом стал махать руками и ворчать какие-то проклятия, когда понял, что выручка от Кузьки и от всей нашей группы у него будет одинаковая.

А обступали эту площадь небольшие ниши, вырубленные прямо в скалах и живо напомнившие мне иорданскую Петру в той ее части, до которой не доходит большинство туристов, знающих этот древний город до Эль-Хазне включительно и ни метром дальше. Тут, по преданию, и квартировал Олекса Довбуш со своими опришками. И вот теперь пришло время о нем чуть-чуть рассказать.

В восемнадцатом веке в этих краях родилось течение опришков – карпатских Робин Гудов, которые грабили богатых и отдавали награбленное бедным. Себе тоже чуток оставляли, но немного, поскольку привыкли довольствоваться малым, ведь опришки относились к тем слоям населения, у которых даже дыра на одежке – и то уже капитал. Потом они с чувством выполненного долга уходили обратно в горы, а к довольным селянам приходил закон, который отбирал у них им не принадлежащее и возвращал законным владельцам. Тогда Довбуш сотоварищи возвращался и… ну, вы поняли. Без работы опришки не оставались.

Принадлежали Карпаты в то время не Украине и даже не России, и с точки зрения современного геополитического мейнстрима был Олекса Довбуш человеком на удивление бестолковым, поскольку в Европу не хотел, враждовал с ней и даже позволял себе грабить польских панов вместо того чтобы с благоговением прислуживать им как единственным носителям истинных ценностей. Но в народной памяти он так и остался карпатским Робин Гудом. И жить в этой каменной резиденции Олекса Довбуш со своим отрядом вполне мог.

Правда, безопасность тут была, прямо скажем, не совсем на уровне. Можно было бы считать, что место для городища вообще выбрано идеально, кабы не Кузька. Если бы к поселению вела та одна-единственная каньонная дорога, по которой мы не без труда пробрались, то жители его всегда могли бы быть спокойны, даже если в карауле стоит всего один человек. Но Кузька пробежал какой-то другой, легкой и доступной даже для него дорогой, а значит, поселяне не так уж и были защищены от врагов. И враги в любой момент могли показать жителям кузькину мать. А Кузька ее и там не нашел.

Да, так жить в этой каменной резиденции Олекса Довбуш со своим отрядом вполне мог, но построил это каменное городище не он. Не разбойничье это дело – долго и нудно тесать твердый камень, вырубая в нем жилые помещения и склады. Отобрать и выгнать жильцов – запросто, а строить – неее, не разбойничье.

А здесь работы было положено много. Окончательно я убедился в том, что не опришки построили сей каменный град, не по возвращении домой, а еще находясь в нем. Никогда ни один разбойник не сделает такой чудный каменный акведук, как здесь. Ни один разбойник не будет терпеливо вырубать в скале каменные ступени, которые позволят ему подняться наверх, на наблюдательный пункт. Обычно такие трудоемкие лестницы делают или ученые, или монахи. И у тех, и у других есть и высшая цель в жизни, и много свободного времени, даже с учетом затраченного на раздумья, молитвы и повседневные дела. И тем, и другим нужно подниматься на самую высшую точку – для одних это возможность стать чуть ближе к звездам, для других – чуть ближе к Богу. Да и презрения к роскоши и ненужному декору у них в избытке, а простота оформления каменных жилищ безоговорочно убеждала нас в том, что это далеко не будуар парижской кокотки, а суровое жилище суровых людей.

Все-таки построил этот укрепленный городок не Олекса Довбуш. Это сделали лет эдак за восемьсот до него, и была тут древняя обсерватория или древнее капище. Ученые пока не решили точно, но по большому счету, разницы особой нет – в те времена жрецы занимались и наукой, и религией, не разделяя эти два понятия.

Мне версия языческого капища ближе, чем версия палеообсерватории. Я почувствовал тут какую-то древнюю и таинственную силу, исходящую от камней, скал и холмов. А наши предки, будучи гораздо ближе к природе, чем мы с вами, чувствовали ее еще лучше. И для них словосочетание «место силы» не было таким пустым звуком, как для нас.

Деревья, еще будучи летящим по ветру зернышком, всеми силами старались уцепиться за это место и не полететь никуда дальше. Пусть тут одни камни. Пусть! Но исходящая от них энергия позволила им уцепиться за то, за что в других местах деревьям уцепиться не получится. На голых камнях, едва притрушенных землей, растут здоровенные сосны, а сосновые и березовые юнцы иногда обходятся и вовсе без земли. Уж не знаю, куда они запускают свои корни, чтобы выглядеть такими здоровыми и полными сил, как они выглядят. В моем понимании в такой трещине найдется достаточно питательных веществ от силы для крапивы или одуванчика, но – поди ж ты! – вместо этих однолетних маломерков на скале стоит и насмешливо шевелит иголками мощная сосна…

Парк «Скели Довбуша» – одно из немногих мест, в которых дорога интереснее пункта окончательного назначения. Мы полчаса, высунув на пару с Кузькой язык, карабкались по узким каньонам, замшелым и закоренелым тропам, огибали громадные камни и подавали друг другу руки – а попали в два-три помещения с ровными стенами и без единого предмета интерьера. Поэтому мы, убедившись, что Кузькиной матери и в древнем городе не видать, покинули эти кварталы достаточно быстро и полезли наверх, туда, куда ведут каменные ступени.

А там, наверху, было так здорово, что Кузька замер на камне, сложив лапки, а вся группа уподобилась горным козлам и принялась скакать по скалам во все стороны с такой невиданной прытью, что Лена закрыла глаза и отвернулась. Она поняла, что в этой ситуации бессильна, и ей оставалось только надеяться, что в парке не появится новый крестик с фамилией одного из нас. И он не появился.

Да, наверху было очень здорово. Даже я признаю, что буквы здесь были бессильны. Поэтому просто посмотрите фотографии. Вы непременно на них что-нибудь отыщете, даже если не принадлежите к людям с воображением, которые в каждом камне разглядят какой-то сюжет. Уж очень вычурными тут были формы. Вот слон уперся хоботом в камень и тщетно пытается его поднять, вот громадный тролль сердито насупился на незваных гостей, а вон торчит и сам Олекса Довбуш с мешком за спиной, в котором он несет награбленное своим бедным землякам…

– Пойдем, пойдем! – кричит Лена снизу. – Нас ждет обед в колыбе!

А уходить не хочется. Ой как не хочется! Но что поделать – график…

– Нет, не сюда, – останавливает меня Лена, когда я иду обратно к каньону. – Обратно другой дорогой пойдем.

– Кузькиной? Той, по которой он сюда прибежал?

– Ну да.

– А может, пронести Кузьку через каньон? А то он ни разу, поди, его и не видел. Хоть убедится, что мамы там нету? ­– начинаю безобразничать я.

– Нет, не надо… – легонько насупливается Лена. – Не разбредайтесь, потому что я вас потом не соберу…

– А Кузька на что? Он же знает тут все. Нет? Ну ладно-ладно, пошутил я, пошутил…

И мы пошли в колыбу. Справедливости ради должен отметить, что Кузька пробежал не какой-то секретной тропой, ведущей в древний город помимо каньонной дороги, скорее эта каньонная дорога была исключением, а в городище можно пройти откуда угодно. И это окончательно повергло в прах идею неприступной цитадели разбойников.

За время прогулки проголодались все. Перед колыбой Кузька пару раз оглянулся для проформы, убедился, что все вернулись и претензий к нему нет, и быстренько шмыгнул к своей миске. То же самое сделали и мы, хотя на территории колыбы тоже много интересного. Там стоит неотесанный деревянный болван со жлобским выражением лица и деревянной же мобилой в руке, там растут каменные грибы нескольких видов, там бродят породистые петухи и куры-тяжеловозы с пушистыми лапами…

Но это все потом. Сперва – внутрь, к столу. Куры и деревянный болван никуда не денется, а вот солянка и чудный карпатский бануш остынут, а из рюмки палинки выветрится пару-тройку градусов, пока вы будете заниматься курами…